Отправлено: 26.06.09 12:09. Заголовок: Рассказы Алены Мороз (продолжение)

Случайно наткнулась на чудные рассказы белорусской писательницы Алены Мороз.
Пишет про себя рассказы из жизни, про реальных людей и лошадей.
Здесь выложу про рысака, очень за душу берет. Много еще на ее сайте click here
И книга оказывается даже есть.

 Отправлено: 26.06.09 19:40. Заголовок: Тарасово. День первы..

Тарасово. День первый

Ах, с какой гордостью я заводила своих лошадей в новую конюшню. Как я ей гордилась. Конюшня получилась очень светлая, просторная, чистая. В ней пахло сосной и свежестью.

В прочем, Шквал моих восторгов не разделял. Первым он отказался заходить категорически. И только вслед за Беллой (которая без раздумий заняла свой денник и тут же потянулась за приготовленным сеном) нервно фыркая и подергивая всей шкурой, переступил порог.

К сену он не притронулся. Тревожно шагал по новенькому деннику и вопросительно смотрел на меня – когда, мол, назад поедем?

Меня это очень огорчало. «Зато кобылы, похоже, довольны» -- утешила я саму себя и поднялась наверх. В комнату, которую мы приготовили для себя.

Здесь я расстроилась еще больше. Ибо на человеческое жилье эта комната походила мало: стены утепленные незашитым еще пенопластом, деревянный пол, голое, без занавесок, окно. Из всей мебели – видавший виды стул, стол и раскладушка, покоящаяся на двух тюках сена. Ах да, еще маленький калорифер в качестве единственного источника тепла.

Ратомская каптерка и та выглядела более уютно и обжито.

В прочем, вечером, сидя с чашкой кофе на крыльце и слушая, как дружно хрустят сеном кони, я вдруг поверила, что все обязательно будет хорошо.

Тарасово. День второй

В первый день мы лошадей не трогали, предполагая, что переезд и так достаточная для них нагрузка. В первую очередь в психологическом плане. Ну а во второй день с самого утра я начала чистку и седловку.

Настроение было радостное, и мурлыкая себе под нос какую-то мелодию, я с непередаваемым наслаждением водила щеткой по блестящей шкуре Шквала. Он тоже успокоился и только чуть щурился от неожиданно яркого осеннего солнца.

Поседлались, выехали... Чуть не сказала «за ворота». Не было тогда никаких ворот. Конюшня стояла почти в чистом поле. Забор еще только намечался. И дом только-только начинал строиться.

Словом, просто выехали. С целью облюбовать какую-нибудь ровную полянку и поработать.

Не тут-то было!

Поколесив час по окрестностям, я сделала для себя ряд удручающих выводов. Главный из которых – а работать-то негде! Вокруг множество пустых участков, но почему-то их владельцы сочли своим долгом землю перепахать. А пробороновать и не подумали. Так все и заросло. И ровные на первый взгляд полянки все оказались сплошь в рытвинах и колдобинах.
Тоже самое и со свежесжатым полем. Вроде бы издалека ровное, а на проверку – ехать можно только в одном направлении, по прямой, как борозда идет. А если начать сворачивать (не говоря уже о работе на вольту), лошадь начинает спотыкаться.
Кроме этого поселок Тарасово расположен в очень красивой холмистой местности. Что глаз радует, но вот для работы верхом не слишком хорошо. Сплошные спуски-подъемы. Да еще если лошадь с проблемными легкими.

Еще через час поисков я обнаружила между полем и болотом ровный пятачок. Полосу примерно 100 на 15 метров. Который и начала осваивать: обозначила для себя мысленно все ямки, убрала несколько стеклянных бутылок и кусок проволоки. И стала ездить.

Тарасово. День третий

На третий день я поняла, что больше всего мне в Тарасово не хватает левады.
По моему принципиальному мнению, лошадь – не свинья, и в конюшне по 23 часа стоять не должна. И если нет возможности гулять в леваде, должна двигаться на корде и под всадником (ну или просто пастись) минимум два раза в день. Часа по полтора и в любую погоду.

Теория красивая, но лошадей-то у меня три. Каждую по полтора часа и два раза в день – это 9 часов получается. Плюс три раза в день покормить-попоить, денники убрать. На работу времени не остается.

Саши рядом уже не было, на него часть забот не переложишь.

Пришлось активно привлекать родных.

Муж сдался практически без боя. Еще два с половиной года назад, покупая мне Шквала, он (как человек разумный) хорошо понимал – что попал. И после покупки сначала второй, а потом третьей лошади, а потом строительства вместо дома конюшни, такая мелочь, как необходимость стоять два раза в день с кордой в руках его не пугала.

Сложнее оказалось с родителями. И мама и папа до покупки Шквала о лошадях представление имели только теоретическое. Точнее, у мамы опыт в детстве был, но печальный. Года в четыре она пленилась неземной красоты хвостом какой-то деревенской кобылы и решила выдернуть для себя пучок-другой. Кобыла, занятая травой и такой подлости от маленькой девочки не ожидавшей, среагировала достаточно предсказуемо – дала со всей дури задом. К счастью, попала по касательной и только по руке. Но шрам у мамы остался на всю жизнь.

Когда у нас появилась Умка (Шквала мама боялась – жеребец! Да еще такой весь игривый!), я попробовала приобщить маму к занятиям верховой ездой. Напирая на то, что для ее больной спины это самое верное средство.

Аргумент подействовал, и мама начала потихоньку ездить. Уже после третьего занятия спину и в самом деле отпустила. А мама, вдохновленная своими успехами (получалось у нее и правда здорово) потребовала отцепить ее с корды.

Ну я и отцепила. Мол, Умка лошадь спокойная. Манеж опять-таки.

И в этот момент в дверь с шумом, грохотом, а главное, с раскрытым зонтиком сунулся зоотехник. Умка не долго думая рванула галопом, через темп от полноты чувств подбрыкивая задом.

И мама упала. Очень неудачно – между бортиком манежа и лошадью, где ее и протащило несколько метров.

Больше она верхом не ездила.

Но в Тарасово, видя как я разрываюсь между работой, лошадьми и больным Шквалом, героически пошла мне навстречу. И научилась делать все, что требуется от хорошего и очень надежного коневода.

Папа же взял на себя функции конюха.
Он до сих пор утверждает, что лошадей боится. И в самом деле, часто заходит к с хлыстиком в руках. На всякий случай. Но чувствует за это дело такую ответственность, что порой, когда я, поставив после работы лошадь ленюсь покормить ее отдельно от всех, читает мне целые лекции о специфике лошадиного организма. И всегда начинает кормление не раньше, чем через час, как бы я не утверждала, что мы только чуть-чуть порысили, а остальное время шагали.

Тарасово. День четвертый

У меня сбежал Шквал.

Утром, почистив его, я решила не седлаться, а поработать на корде. Из конюшни вышли нормально, но едва я отпустила Шквала на длину корды, как он начал явственно нервничать, ржать, бегать неровно – то останавливаясь, то резко, без всяких причин, ускоряясь. И игривости в этом не было никакой. Только страх.

А потом он сделал то, что не позволял себе никогда. Со всех ног кинулся в сторону Ратомки, опалив мне кордой руки и вырвав ее.

Я кинулась следом.

Странно об этом вспоминать, но в тот момент мне было стыдно за Шквала. Когда мы вышли из конюшни, я заметила, что на нас с интересом смотрят рабочие с соседней улицы, и это доставило мне удовольствие – лошадь-то у меня красивая. А тут так опозориться.

И только потом накатило беспокойство. Чтобы не потерялся, чтобы кордой не зацепился. Чтобы не поранился.

Я была уверена, что Шквала найду в Ратомке. Но получилось по-другому.
То ли он не слишком хорошо запомнил дорогу, то ли побоялся далеко от меня и других лошадей уходить, но обнаружила я его примерно в километре от нашей конюшни.

Целого и невредимого, хотя по-прежнему очень встревоженного.

Поскольку за Шквалом тянулась восьмиметровая корда, словить его не составило труда. Гораздо сложнее оказалось отвести обратно в конюшню – он туда не хотел. Но уговорила, убедила. Где-то заставила – если только можно заставить что-то сделать лошадь, которая много больше тебя, на которой надет только недоуздок и у которой такая душа.

Забегая вперед скажу, что такие побеги у нас за первые две недели повторялись раз пять. И хотя больше на недоуздке я Шквала не выводила, сил справится с его желанием убежать, у меня не хватало.

Потом он смирился. Успокоился. И стал той активной, живо интересующейся окружающим миром лошадью, какой я его и знала в Ратомке.

Тарасово. День пятый

На пятый день у нас остро встал опилочный вопрос.

До этого мы благополучно обходились прицепом «Зубренок», который наполняли на Ратомской пилораме. Но в Ратомке все работает через пень-колоду, в том числе и лесопилка. Которая вдруг встала на непонятный по продолжительности период.

Ездить куда-то еще с таким маленьким прицепом было бы слишком дорого. И я начала искать другие варианты.

И пришла к ряду неутешительных выводов.
Во-первых, у многих частных пилорам есть свои постоянные клиенты, которым они опилки и возят. В основном для обогрева коттеджей.
Во-вторых, у ближайших государственных пилорам все опилки под ноль выгребает наш сельскохозяйственный гигант агрокомбинат «Ждановичи», у которого кроме теплиц, оказывается, еще и сотни коров. Стоящих как раз таки на опилках.
В-третьих, у тех немногих пилорам, где опилки никто не забирает, нет своего транспорта, чтобы их привезти. А «Зубренком» возить – так это на раз подстелить. Каждый день не наездишься. Золотые опилки получаются.
В-четвертых, моя идея вместо опилок использовать солому, тоже явно хромает. Тот же агрокомбинат «Ждановичи» щедро предложил забрать у него аж десять тонн. Абсолютно бесплатно. Но своим транспортом. То есть можно и их, но уже с оплатой через кассу. Час работы погрузчика при этом оценивался в 35 долларов и начинал течь с момента выезда из гаража. Трактор с прицепом стоил еще дороже и вмещал только три рулона.

В результате мы нашли маленькую нелегальную лесопилку прямо в Тарасово. Опилки – точнее, крупная стружка – там были сырыми и собирать их нужно было с помощью пола веником. Потом черпалкой паковать в мешки, завязывать и грузить в машину.

А что делать? Сгребали. Черпали. Завязывали. Грузили.

Это отнимало множество времени и сил. И поскольку стружка была крупная и сырая, держалась она недолго – каждый день приходилось отбивать под ноль.

Но все же это было лучше чем ничего.

Тарасово. День шестой

Отказываюсь в это верить. Нет, не отказываюсь – боюсь. Но Шквалу стало явно лучше! Он меньше кашляет. Весел, активен. И, что показательно, с легкостью бегает вверх-вниз по тарасовским холмам, не задыхаясь, не захлебываясь кашлем, не... Как я обожаю эти «не»!!!

И еще он начал ЕСТЬ.

В Ратомке я наивно предполагала, что наша норма – пять кг сена в день. Оказывается – все десять, если сено хорошее, а лошадь не нервничает, не беспокоится и хорошо себя чувствует.

Сено мы здесь вешаем в рептух. Так его удобнее поливать водой. Но так намучавшись со Шквалом из-за его мелких и крупных болячек, я ловлю себя на мысли, что боюсь уже всего. Даже рептуха. Если низко повесить, вдруг ногой в сетку как-нибудь попадет. А если высоко – вдруг глаз соломинкой наколет...

Понимаю, что это паранойя, но все равно страшно.

Тарасово. День седьмой

Сегодня в поле увидели зайца. Выскочил прямо из-под копыт. Серо-рыжий такой, тощий почему-то – хотя зима еще и не начиналась.

Интересна была реакция Шквала.
Сначала струсил. Развернулся на 180 градусов и назад. Но через несколько скачков встал. Задумался на мгновение. «Орловские рысаки зайцев не бояться. И вообще ничего не бояться» -- вот что читалось у него на морде.

И вновь крутанувшись на 180 (о всаднике в этот момент конь как-то не подумал. А зря. Потеряв равновесие при первом развороте, я чудом усидела на втором), Шквал кинулся вслед за зайцем. Который, в отличии от лошади, особо не испугался, спокойно себе сидел метрах в двадцати.

«Спокойно, -- сказала я поводом Шквалу. – Смотри, какой зверь забавный. Давай, ближе подкрадемся».

И мы подкрались. Близко-близко. Шквал ступал так осторожно (подозреваю, что не столько по моей просьбе, сколько от боязни как бы чего не вышло), что заяц подпустил нас почти вплотную. После чего кинулся наутек.

Шквал от этого заячьего маневра хорошо так присел на задние ноги, но сдержался. Не отскочил. И довольный собой продолжил тренировку.

Мы в гордом одиночестве ездили по полю взад-вперед и постоянно на этого зайца натыкались. И с интересом друг друга рассматривали.

«Страшный зверь, хотя и маленький. Прыгает как-то не по нашему» -- пофыркивал в сторону зайца Шквал. А заяц то пасся, то вставал столбиком и смотрел на Шквала.
И ничуть страшным его не считал.

 Отправлено: 26.06.09 19:43. Заголовок: Тарасово. День восьм..

Тарасово. День восьмой

На восьмой день у нас появился новый жилец. Кошка по кличке Машка.

Ее никто не звал. Она появилась сама по себе, в лучших традициях независимого кошачьего племени. Просто пришла и села у крыльца. Вся такая обманчиво-ленивая, блестящая, большая. Я подозвала ее к себе. Кошка, выждав оценивающую паузу, подошла. И начала громко мурлыкать.

Угостить ее мне было нечем. Но кошка не расстроилась. Поласкавшись, исчезла ненадолго, и вернулась уже с мышью. Которую демонстративно на моих глазах съела. И опять начала ласкаться.

Так мы подружились.

Машка стала приходить каждый день. И почти всегда не с пустыми руками – то есть пастью. Ловила она все, что только обитает в Тарасово: полевок, крыс, ласок, всевозможных птичек. Даже взрослого селезня с болота однажды притащила.

Но, несмотря на мое восхищение этой кошкой, которая могла быть то по-домашнему уютной (ах, как громко и нежно она умеет мурлыкать), то хищной и беспощадной, сильно приучать к себе я ее не хотела. Именно из-за ее пола. Потому что кошка – значит котята. Топить я их не буду, продавать на рынок не пойду. И вообще никаких проблем не хочу.

Но Машка рассудила по-своему. Она поселилась у нас на сеновале и вскоре привела туда своего довольно взрослого котенка, о существовании которого мы и не подозревали. Котенок был абсолютно дикий и абсолютно белый (Машка-то черная!). И очень всем нам понравился. За пару месяцев мы с помощью колбасы приручили его к рукам. После чего котенок бесследно исчез – полагаю, нашел себе новых хозяев, так как действительно был очень эффектным.

А Машка вновь к моему неудовольствию сильно округлилась.

Но на этот получилось совсем нехорошо. Машку напугала моя борзая Сэнди. Что само по себе удивительно – обычно это Машка застраивает всех собак, а не наоборот. Но, наверное, у женщин на сносях (в том числе и кошек) психика как-то иначе работает.

Словом, получили преждевременные роды.

Первый котенок появился через полчаса – опять белый-прибелый. А от второго показалась только черная лапка, после чего схватки у Машки прекратились.

День мы ждали, что из этого получится. А потом кошка кинула своего первого котенка и на двое суток исчезла. Признаться, мы ее уже похоронили. Но нет. Появилась. Чуть живая, с мутными глазами, запахом разложения и все также торчащей лапкой котенка.

Был вечер воскресенья. И все ветеринары, которым я в панике стала названивать, приехать отказались. А сама я помочь ей не могла, хотя и пыталась. Зато вспомнила, что есть у нас одна госклиника, где дежурный врач работает круглосуточно. Запихала пластом лежащую кошку в корзину и поехала.

В клинике, несмотря на поздний уже вечер, было людно. Но нас пропустили вперед. И врач не отказался принять, хотя на кошку у меня не было никаких документов (требуется паспорт с указанными прививками от бешенства), а сами мы относились к другому району, в клинике которого и должны были обслуживаться.

Врач, пожилой, длиннобородый и очень напоминающий доктора Айболита из мультфильма, услышав, что роды начались три дня назад, выдал такую тираду о моих личностных качествах, что даже после трехлетнего общения с ратомскими конюхами, я смогла почерпнуть для себя кое-какие новые обороты.

Продолжая нелицеприятные высказывания, он, тем не менее, вколол умирающей кошке наркоз, быстренько выбрил ей брюхо и подготовил операционную. После чего выдворил меня в коридор и приказал ждать.

Через десять минут меня вновь позвали в кабинет. Сердце мое екнуло: я хорошо понимала, что операцию за это время не сделаешь. Значит – все. Опоздали.

Но оказалось, что операция не понадобилась. У кошки, уже распластанной на операционном столе, вдруг начались схватки. И мертвый котенок вышел наружу.

И Машка выжила. Долго отходила от наркоза. Стоически сносила уколы с антибиотиками, которые щедро ей прописал врач. На узи мы с ней ходили. Отпаивали теплым молоком с разными гомеопатическими препаратами.

И естественно, после этого Машка уже окончательно стала своей. И получила место … ну, не под солнцем, конечно (она и без нас прекрасно бы выжила), а под калорифером, который стал ее любимым предметом в нашей комнатушке наверху.

И котенок ее выжил. Вырос в очаровательную и очень милую белую кошечку, которую забрал у нас в полугодовалом возрасте печник.

Тарасово. День девятый

Еще в Ратомке я боялась не только за здоровье Шквала, но и за его … хвост.

Дело в том, что конский волос используют после специальной обработки в качестве струн для некоторых музыкальных инструментов. Причем самыми качественными считаются почему-то именно белые волосы.

И хвост Шквала – длинный, до самой земли, белоснежный, пушистый и ухоженный – был предметом вожделения многих музыкантов. Причем если кто-то просил разрешения срезать прядку-другую, то кто-то проявлял и неуместную самостоятельность.

И кто бы мог подумать, что проблема хвоста станет у нас и в Тарасово!

Правда, на этот раз сей атрибут заинтересовал не человека, а … собаку.

Мы в очередной раз выехали в поле и начали работать. Все как обычно. Но не прошло и десяти минут, как у нас появился зритель: что-то овчароподобное, толстенькое, с предательски висящими ушами.

Сначала собака просто наблюдала за нашими передвижениями. Потом начала проявлять активность: пристраиваться сзади и ловить хвост Шквала зубами.

Шквал занервничал.
Как порядочная лошадь, отбить по собаке задом он себе позволить не мог. Во-первых, на нем находился человек, который от такого движения мог бы упасть, а во-вторых, Шквала учили к собакам относиться дружелюбно – по крайне мере, к нашим собакам.

Конь то и дело оборачивался, угрожающе подсаживался на зад, возмущенно фыркал. Но на пса это не производило ни малейшего впечатления. Ровно как и мои крики.

Тогда я решила погнаться за собакой.

Шквал воодушевился. Если подкидывать задом под всадником он себе не позволял, то наступить на собаку передними ногами, да еще с моего молчаливого одобрения – запросто.

Но овчар оказался умным. Поняв, что сейчас на него наступят, он изменил направление и опять пристроился к нашему хвосту. Как приклеенный пристроился: как мы ни крутились, избавиться от нежелательного соседства не удавалось.

Дважды я спешивалась и кидала в собаку комья земли. Пес уворачивался, отходил в сторону и ждал. И едва я садилась в седло, как вновь оказывался у нас на хвосте.

Поняв, что тренировки не будет, я ободряюще похлопала Шквала по шее и порысила к дому. А собака, решив видимо, что сейчас или никогда, бросилась к нам под самые копыта, полной пастью схватила хвост и дернула на себя.

Бедный конь от боли почти сел на зад. А собака, сияя от счастья и зажимая в зубах приличную прядь белых волос, бодрым галопом побежала в сторону деревни.

Тарасово. День десятый

У нас первые гости. Катя, хозяйка буденовской Кокетки из Питера.

Познакомились мы с Катей через Прокони еще летом. Ей нужно было узнать происхождение своей лошади, привезенной пять лет назад из Беларуси. О чем она мне в личку и написала. И прислала информацию: кличка, фото, год рождения.

Я, если честно, только руками развела. Беларусь, конечно, не Россия, но искать родителей лошади только по таким данным... Однако, не смотря на свой пессимизм, фотографии распечатала и отнесла Саше. А он честно вспомнил, где и какие у нас были буденовцы и поднял на ноги всю белорусскую конную общественность.

И получилось!
Более того, ВНИИК, куда сдали на генанализ кровь Кокетки, все подтвердил.

Словом, по этому и другим поводам мы с Катей долго общались по Интернету, а несколько месяцев спустя встретились у меня в Тарасово.

У меня есть фотографии той встречи. Забор отсутствует, левада в проекте. Доски, из которых сбиты перегородки между денниками, еще сочатся смолой и белые-белые -- не успели еще пожелтеть от солнца и запылиться. А у Беллы явно проступает хребет и ребра:

-- Она у меня совсем недавно, не успела еще откормиться, -- объясняла я Кате.

А та ходила вокруг кобылы, трогала ее со всех сторон и авторитетно заявляла, что ничего, были бы кости, а мясо нарастет. Тем более, что кости в данном случае такие знатные.

Беллу мы ей и поседлали. И поехали кататься в поля.

Где меня удивило восхищение Кати тем, какие они у нас для верховой езды замечательные. Я так не думала. Кочки, горки, колдобины – ну разве можно сравнить их с полями Республиканского конного центра? Да они вообще для рыси и галопа пригодны чисто условно!

(а недавно проезжая по тем же местам я вдруг вспомнила этот разговор и удивилась, как в моем сознании «поровнели» за три года полевой работы эти дорожки. И не только в моем. Лошади тоже обгрунтовались и такие вот поля им только в радость. И не спотыкаются, и не сомневаются, и совкость приобрели за это время просто замечательную)

В прочем, и рысь и галоп мы сделали. Утром на Белле и Шквале. Вечером на Умнице и Шквале. А всю ночь – до самого рассвета – запоем говорили о лошадях, о прыжках, о методах обучения, о том, какая должна быть и какая не быть конюшня.

Потом ко мне многие приезжали проконевцы.
Но именно эта первая встреча, и первая и такая приятная гордость за свою конюшню, своих лошадей, даже поля – хоть не свои и не слишком ровные – запомнились мне на всю жизнь.

Тарасово. День семнадцатый и восемнадцатый

А 17 ноября вдруг выпал снег.

Причем не так, как это бывает обычно – припорошило землю белой пылью и на утро все растаяло, а по-настоящему.
Крупные мягкие хлопья летели весь день, потом всю ночь и 18 ноября землю уже укрывал двадцатисантиметровый слой снега.
«Хорошо, что успела досконально изучить кусок поля, -- думала я, собирая Шквала на очередную утреннюю тренировку. – А то все ямы замело, и в незнакомое место теперь до весны не поедешь».

Но радость моя была преждевременной. Уже подъезжая к нашему полю, я слышала рык тракторов. Но верить отказывалась. Кто же будет запахивать поле по такому глубокому снегу?
А зря. Потому что картина перед нашими глазами предстала удручающая: штук десять тракторов натужно передвигались по полю, оставляя после себя мешанину из грязи и снега. И даже с такого расстояния становилось ясно, что по таким комьям-глыбам не поскачешь – ни теперь, ни после, каким бы толстым слоем не покрыл бы это поле зимой снег.

Куда ехать еще я не знала. Потому что за полмесяца, проведенные с лошадьми в Тарасово, изучить другие его полянки-дорожки не успела. А теперь это просто не представлялось возможным.

В прочем, выход нашелся.
С приходом снега стройка полностью прекратилось, и несколько дальних кварталов (новых, где только-только начиналось строительство и где не было еще коммуникаций) полностью опустели. Ни тебе людей, ни машин.
Грейдер изредка расчищал дороги. И в результате мы получили в свое распоряжение два отличных скаковых круга (точнее – квадрата). Один протяженностью около полутора километров, второй – все два с половиной. И шириной примерно два-три метра. На них чудесно было делать и рысь, и галоп, и даже носиться можно было. Повторюсь – ни машин, ни людей всю зиму мы не опасались.

В результате за зиму я отточила полевую посадку и привыкла ездить на очень коротких стременах. Зато полностью отучилась делать вольты, восьмерки и серпантины. Как, в прочем, и лошади, которые обросли в результате таких специфических тренировок мышцами, но гнуться стали совсем отвратительно.

Тарасово. День двадцать пятый

В этот день мы просто плавали в снегу, который усердно сыпал на поселок всю неделю. Дорожки чистить даже не пытались – тракторист, к которому мы обратились с такой просьбой, покрутил пальцем у виска и сказал, что его трактор здесь не пройдет. И пробовать не стоит.

Ну, трактор не пройдет, а лошади пройдут.

От галопа пришлось отказаться. Рысь делали только на самых высоких местах (местность у нас очень холмистая), где снега было всего по скакательные суставы. А по низинкам шагали.
И это было веселее всего.

Снега в низинах насыпало лошадям по грудь. И впечатление было такое, что ты не идешь, а плывешь в молочно-белом озере.
Однажды я потеряла во время такого заплыва сапог. Спешилась, чтобы его достать, и тут же оказалась в снежном плену. Потому что продвинуться вперед сил не хватало. Залезть обратно на лошадь не получилось. И пришлось идти назад, по проторенной лошадьми дорожке.
Это было весело и жутко одновременно. Потому что какая-то часть сознания билась в истерике и кричала, что здесь, в этом огромной сугробе я и останусь.

Шквал к нашим снежным заплывам относился сдержанно. Первый раз во время спуска попав в такой сугроб, он запаниковал, попробовал развернуться назад. Когда ему этого сделать не удалось, прищурил глаза и стал продвигаться вперед какими-то заячьими (и очень неудобными для всадника) прыжками.
А потом ничего – привык. Хотя и старался пробраться через низинки как можно быстрее.

Интереснее всего на снег реагировала Белла.
Падающие сверху хлопья она не любила. Фыркала и резко откидывала голову назад, тем самым подвергая серьезной опасности лицо всадника.
А вот сугробы ей нравились.
Она выбирала самый пушистый, бочком подбиралась к нему и без всякого предупреждения ложилась на бок. Вместе с сидящим на ней всадником, естественно. Несколько секунд с блаженным выражением на морде лежала неподвижно, потом аккуратно поднималась. Опять-таки вместе с седоком.
Причем последний обычно только тогда начинал понимать, что произошло.

Меня эти Беллины проказы жутко веселили, и я им не то чтобы потакала (как-никак вредная привычка), но и не наказывала. Может быть еще потому, что подо мной она такие штуки не проделывала.

Умке снег понравился. Но не сугробы. Потому что лишних усилий она прилагать не любила, а тут что не сугроб, так напрягаться надо. Поэтому ее мы обычно в такие походы не брали.

 Отправлено: 26.06.09 19:45. Заголовок: Тарасово. День двадц..

Тарасово. День двадцать шестой.

В этот день как-то резко потеплело. Даже нет, не потеплело – помокрело. Снег не таял, но в воздухе висела тяжелая и какая-то очень ощущаемая влажность. И Шквал начал кашлять. Сильно кашлять.

Мне его бухающий (и почти непрерывно бухающий) кашель рвал сердце. В Ратомке было проще – я гладила его, впихивала лекарство, работала или шагала, смотря что в тот день было нужно, и уезжала домой. И могла какое-то время о болезни любимой лошади не думать. Или притворяться, что не думаю.

А здесь, в Тарасово, уезжать было некуда.

Более того, поскольку мы жили на втором этаже конюшни, и что творится внизу, слышали прекрасно. Особенно ночью.

Эту ночь я не спала. Плакала в подушку, и каждые несколько минут сжималась от страшного лающего кашля внизу. Слышала, как конь после каждого приступа натяжно втягивал воздух. Как ходил туда-сюда по деннику. Как несколько раз ложился, закашливался и опять вставал.

Утром дала пайку, и он не смог ее есть. Начинал и тут же заходился кашлем, выплевывая зерно на кормушку и стены. Попробовал раз, другой, и понуро отошел от зерна к противоположной стене.

У меня опустились руки.
За несколько лет борьбы с кашлем мы перепробовали все. Консультировались со всеми белорусскими врачами, многоми российскими. И что делать сейчас и куда бросаться я не знала.

А потом в голове всплыло – вентипульмин. Немецкий препарат, как раз вот для таких случаев. Который у нас не продают в принципе. Человеческий аналог – сироп кленбутерол. Мы его давали лошади, правда не в совсем нужных дозах (так как 1 ложка вентипульмина содержит столько же действующего вещества, как и 5 бутылок кленбутерола, а мы давали по 3 бутылки в день) и он вроде бы помогал.

И я кинулась звонить Кате в Питер.

Наверное, было в моем голосе что-то, что заставило ее бросить все и заняться моими проблемами. И уже ночью того же дня я встречала мой драгоценный (еще бы, 100 евро за банку!) вентипульмин, переданный поездом с проводницей.

Тарасово. День двадцать восьмой

Помогает! Этого быть не может, но помогает, черт побери!
Второй день даем вентипульмин – скрипучий белый порошок, почему-то стойко ассоциирующийся у меня с героином (хотя героин я ни разу не видела), и эффект – как в сказке.

То, что кашель прекратился, это уже хорошо. Но не главное, понимаете!??

Конь задышал!

Ровно, глубоко, без хрипов!

Нет больше этого страшного четырехфазного эмфиземного дыхания: в два приема вдох, в два приема выдох.

Из его легких столько слизи вышло, просто страшно. Но ее там больше нет!

Конь повеселел. Ему тоже хорошо. Из конюшни вышел на задних ногах. В полную силу легких вдохнул влажный воздух … и не зашелся при этом кашлем! Заржал, заливисто и громко. И опять без кашля!

Мне хочется петь. Хочется танцевать вальс с этой банкой вентипульмина.

Потому что теперь, я точно знаю, все будет хорошо!!!



Тарасово. День двадцать девятый
В этот день я проснулась в пять утра. Прислушалась.

Нет, не показалось.

Шарк-шарк! – кто-то внизу гребет копытом. Из чьего именно денника раздается этот звук, понять невозможно. Но в груди что-то болезненно сжимается, и я точно знаю – Шквал.

На ощупь в темноте одеваюсь (чтобы не будить Мишу), спускаюсь по обледенелой лестнице в конюшню.

Угадала.

Умка и Белла спокойно дремлют в денниках, а Шквал не спит. Глаза тревожные. Боли в них нет, но беспокойство проступает очень явно.

Посмотрел на меня. Вздохнул. Повернулся, посмотрел на свой серебристо-белый бок.

Все понятно. Колики.

Честно говоря, я совсем не испугалась в тот момент.
У моих лошадей колик никогда не было, но во время постоя в Ратомке я похожую картину видела многократно. Обычно все заканчивалось хорошо.

Поэтому я просто надела на коня недоуздок и отправилась шагать по поселку.

То утро было сырым, туманным, грустным. И каким-то очень умиротворенным.

Размеренный шаг успокоил Шквала, он заметно повеселел. Увидел кучу навоза, оставленную вчера Беллой, со знанием дела ее обнюхал и оставил сверху свою. И я успокоилась окончательно.

На втором или третьем кругу (время близилось уже к семи утра) меня нагнал муж:
-- Что случилось?
-- Да вот, колики.
-- Непохоже, конь веселый.
-- Отпустило вроде бы.
-- Так может, пойдем домой?

И мы пошли.
В этот момент, хотя все было уже хорошо, перед моими глазами вдруг ясно встала одна из ратомских лошадей. Глафира. Вороная кобылка от Феба. Павшая от колик.

«Глупо, -- сказала я сама себе. Причем здесь Глафира? У нее и колики-то были почечные. Или не почечные? Не важно, не надо думать о глупостях».

Но картинка эта – понурая, обессиленная от боли Глафира, с мгновенно потускневшей шерстью и смотрящими в себя глазами, так и осталась крутиться у меня в голове.

Когда мы вернулись к конюшне, было как раз время кормить лошадей.

Шквал с удовольствием выпил ведро воды, съел горстку отрубей. Я долго сомневалась, давать или нет вентипулмин. Но поскольку от утренних колик не осталось и следа, решила, что давать.

А несколько часов спустя, около 11, снова услышала этот звук – шарк, шарк, шарк...И опять особо не забеспокоилась.
Открыла записную книжку на той страницы, где записаны у меня ветеринарные врачи.
Телефон Инны, нашего лучшего специалиста, не отвечал. Оля приехать отказалась, порекомендовав обратиться к Сергею – тому самому врачу, что так неудачно сделал нам прививку от гриппа.

Во мне все протестовала против такого обращения. Но Оля была права. У него и опыта с коликами хватало (в Ратомке это дело более чем обычное), и необходимые инструменты были. Поэтому скрепя сердцем я позвонила Сергею.

Приехал он со своей женой, тоже ветврачом, ближе к обеду.
Шквал по прежнему иногда рыл ногой, но в целом вел себя спокойно. И тревоги особой не проявлял.
Врачи осмотрели его. Поставили клизму. Вставили в глотку длинную трубку и залили туда подсолнечного масло. Обезболили. И сказали гонять на корде.

И хотя боль лекарствами приглушили, выглядел конь плохо. Белоснежная шерсть в жирных маслянистых пятнах, в глазах – глубокая на нас обида. И ... обреченность, что ли?

На корде он покалился. Ожил. И врачи уехали, заверив меня, что все будет хорошо.

А я отчищала Шквала от масла и боролась с поднимающейся паникой. Потому что не смотря на эти заверения и на внешнее спокойствие лошади, понимала, что хорошо не будет.

Через несколько часов все началось сначала.
На улице было холодно, и потому шагали коня по очереди. Я, Миша, мой берейтор Оля. Шагали по единственной расчищенной от снега улице – 500 метров туда, 500 обратно.

Ноги мерзли, руки мерзли, на душе было холодно.

И Шквала опять отпустило. Как передать словами ту радость, которую я испытала, когда он неожиданно ущипнул меня за плечо. И тут же отпрыгнул назад. И виртуозно изогнувшись, схватил с обочины дороги несколько былинок.

А когда заводили его в конюшню, вдруг весело встал на свечу. Высоку-высокую. И казался таким серебристым и красивым на фоне пасмурного осеннего неба.

Я смотрела на него с восхищением и гордостью. И прогоняла в который раз от себя видение – вороная Глафира лежит у ног ветеринарных врачей. Умирает.



Тарасово. День тридцатый

Всю ночь просидели рядом со Шквалом. Опять колики. Не похоже, чтобы ему было сильно больно, но он хочет покачаться, а допускать этого нельзя.

Опять похолодало и пошел снег. Только не мелкий и колючий, а белые пушистые хлопья.

Несколько раз шагали Шквала по поселку. В попоне. Грустного и безразличного.

Когда делали это первый раз – еще не слишком поздно – увидели в светящемся окне какого-то поселку двух детей. Мальчика и девочку.

Они смотрели на Шквала, как завороженные, прижавшись носами к стеклу. А потом долго махали нам в вслед руками.

А мне хотелось заплакать. Как-то сдержалась.

День не принес ничего нового. Без конца шагаем. Звоним всем врачам. Привозили троих.

Делаем капельницы и клизмы.
Папа очень помогает, хотя до этого момента он к Шквалу отказывался подходить категорически, говорил, что боится.
И мама помогает.
И муж.

Удалось несколько часов днем поспать, у Шквала дежурили родители. Это хорошо, потому что ночью, похоже, опять будем дежурить.

Конь по прежнему не кашляет.

Оживляется немного при виде Беллы. Она в охоте. Приходит в голову шальная мысль – а может покрыть ее Шквалом, пока не поздно? И сразу запрещаю себе думать об этом – что значит, не поздно? Все будет хорошо!


Тарасово. День тридцать первый

Опять всю ночь продежурили у Шквала. Сильно похолодало, принесли в конюшню калорифер. Там плохо, и меня постоянно знобит. И Шквала тоже. Он в попоне, но все равно мерзнет. Качаться уже не пытается, просто лежит, но мы от него не отходим.

А утром меня вызвали на работу. Верстка. Очень было нужно.

Я сидела за компьютером в редакции и плакала. Когда спросили, в чем дело, сказала то, о чем запрещала себе думать – у меня конь умирает.

Все успокаивают, говорят, что все будет хорошо. Что они могут знать?

Нашла в Интернете статью о коликах. Длинную и очень грамотную. С однозначным выводом. Кони, у которых колики третий день, умирают. Обычно на этот самый третий день.

Позвонила в истерике мужу. Он приехал за мной на работу.

А на улице очень красиво. Снег. Такой белый и пушистый. Падает огромными хлопьями.

-- Скажи мне, что он выздоровеет, -- говорю я мужу. – Пообещай мне.
-- Мы сделаем все, что сможем, -- отвечает Миша и обнимает меня за плечи.
Мне становится немного легче.

А в Тарасово опять череда ветеринаров. Шквал выглядит плохо. Грива впутанная и в опилках, весь в масле каком-то.
Выбираю все опилки, глажу его щеткой. Он душит мне в ухо, я целую его в ноздри и чувствую запах. Его сложно описать, пахнет смертью.

Мы идем шагать по улице, проходим мимо дома, где вчера на нас смотрели дети. Но окно пустое, и в этом мне видится плохой знак.

В прочем, мне во всем видится плохой знак.

Потом приезжает ветеринар, чтобы поставить капельницу.

Колоться Шквал не любит, поэтому я закручиваю ему губу. Нас в конюшне четверо – папа, Миша, ветврач и я. Я смотрю на Шквала, на капильницу и вдруг замечаю, что она перестала течь. Хочу спросить почему, и в этот момент конь падает.

-- Корду, быстро, -- кричит Сергей – Его надо поднять! -- а Миша обхватывает меня за плечи и выставляет из конюшни.

Я стою у дверей, снег падает на щеки и смешивается со слезами. И все равно верится, что все будет хорошо.

Потом из конюшни выходит папа с недоуздком.. Руки у него трясутся и он говорит только одно слово:

ВСЕ

...

Хоронили Шквала без меня. Пять дней я просто пролежала в постели глядя в потолок. А потом словно заново училась ходить, говорить, улыбаться. И еще ... быть с лошадьми.

Вытащил меня во многом из этого состояния Алеша. И моя редакция. И еще вера в то, что есть где-то там зеленые луга, и там мы со Шквалом обязательно еще встретимся.

 Отправлено: 30.06.09 15:01. Заголовок: Давно меня так не тр..

Давно меня так не трогало... Аж до слез

 Отправлено: 17.12.10 20:24. Заголовок: аналогично.. аж разр..

аналогично.. аж разревелась..

 Отправлено: 01.02.11 22:22. Заголовок: :sm51: хороший расс..

хороший рассказ, просто замечательный, но такой печальный конец...

 Отправлено: 02.02.11 07:25. Заголовок: Скорее-жизненный.Та..

Скорее-жизненный.Так часто бывает. Заставляет задуматься о скоротечности жизни...лошадей.Их надо беречь сейчас.